Монах. Боль победы. - Страница 43

Шанти прощупала его эмпатически — нет, никакого сексуального влечения, искреннее участие.

— У меня дочь такая как ты, тоже красавица- пояснил тот — идём, я до дому тебя провожу. Не бойся, я не дам тебя в обиду.

— Я не боюсь — лучезарно улыбнулась Шанти — я только до рынка дойду, и назад. Не нужно помощи. Иди по своим делам. Останься в живых.

Мужчина неодобрительно покачал головой, но настаивать не стал. Он проводил долгим взглядом красотку, так напомнившую ему дочь, и затосковал — на кой демон ввязался в это предприятие? Денег заработать? Этот демонов Карил, пообещал, что тут будут хорошо платить, а вся компания закончится в считанные недели. И что? Засели на весь сезон дождей, жалования нет, жрать нечего. Сын с дочерью там одни, жена больная. Ну зачем, зачем он попёрся сюда?!

И вдруг пришло решение — валить надо отсюда. Правильно сказала девчонка — надо остаться живым. И вообще — он уже не в том возрасте, чтобы так, как в двадцать лет махать железкой. Тут ломит, там болит, раненая нога под дождём ноет — валить надо, точно. А если предъявят претензии, мол, дезертир? А некому будет предъявлять. Этот сброд никогда не победит. Они разбегутся тут же, как в них врежутся тяжеловооружённые конники. А Гортасу отрубят башку победители. Всё, решено — уходить!

Ветеран просветлел, и зашагал в сторону южных ворот, привычно придерживая рукой длинный меч. Идти до дома трое суток — без еды, без денег, на которые он мог что-то купить. Но солдат не унывал — выдержит. Зато — скоро дома. Обнимет жену, детей, и останется в живых. Спасибо девчонке, навела на мысль. Жаль её — попадёт в беду. Он остановился, подумал — может вернуться, проводить её? Но потом махнул рукой — она сама знает, что делает. Каждый должен сам отвечать за свои поступки. И пошёл дальше.

* * *

Рыночные ворота не отличались ничем от своих собратьев в других городах империи. Если только тем, что были более ободранными? На створках ворот свеже выцарапанные матерные слова, и виднелись следы того, как если бы кто-то метал в дерево ворот ножи или дротики — вся поверхность в глубоких ранках.

Привратник в будке встрепенулся, увидев Шанти, потом выскочил из своего рабочего помещения и замахал руками:

— Дура! Ты куда прёшься?! Вдруг сейчас "охота" Гортаса прискочит, и сгинешь навечно! Уходи, уходи отсюда! — красные щёки старика пошли пятнами, а седые волосы растрепались от сна. Он него пахло спиртным и застарелым потом.

— Быстро уходи отсюда! Не то время, чтобы по рынку бродить! Сплетни пришла собирать, что ли? Тут и сплетен-то нет, одно безобразие! Я даже плату за въезд уже не собираю — торговцев-то почти нет. Что ты тут хотела купить-то?

— Да так, посмотреть хотела — пожала плечами Шанти, и её лёгкая курточка распахнулась, обнажив крепкие полушария грудей, чуть не вываливавшихся из лифа.

Старик замер, впившись глазами в грудь девушки, и тихо сказал:

— Ты точно дура. Не миновать беды. Ты чего так вырядилась, запахнись! Скорее! Ну! Поздно. В будку, в будку прячься! — старик попытался оттащить Шанти от входа в рынок, но вокруг них уже заплясали сытые, красивые кони. Семеро хорошо одетых молодых людей с цветами Гортаса на камзоле внимательно смотрели на Шанти, пока один не сказал:

— Вот так добыча! Неужели мы могли пропустить такую красотку? Зехер, сажай её к себе. Подержись за неё, пока Гортас до девки не добрался.

Всадники захохотали, а упомянутый всадник перегнулся, и схватив Шанти за пояс усадил её впереди себя, крепко обхватив за грудь.

Шанти, если бы захотела, могла бы сейчас перекачать свой вес из Нечто в своё человеческое тело. И тогда конь просто сломался бы под полуторатонным весом. Но задача стояла совсем другая, и ей пришлось ко всему прочему терпеть руки потного парня, шарящего у неё по груди. Она создала иллюзию настолько мощную, что рука "охотника" ощущала лишь гладкость кожи, а его нос чуял запах цветов, исходящий от незнакомки.

Парень остро пожалел, что он не Гортас, и что после хозяина девка достанется ему измочаленной, окровавленной, избитой до полусмерти. Как бы он хотел быть первым их тех, кто вонзится в её бархатную плоть!

Скрипнув зубами всадник подстегнул лошадь, и та помчалась в стае своих товарищей, опрокидывая не успевших убраться с дороги прохожих.

В трёх кварталах от базара под ноги лошади попался какой-то седой солдат, замечтавшийся о чём-то своём, лошадь сбила его мускулистой грудью, он покатился по мостовой и ударился головой о придорожный камень, проломив себе висок.

"Охота" поскакала дальше, не обратив внимания на свою случайную жертву, а к трупу уже начали стягиваться стервятники в человеческом обличье. Не успел солдат вернуться домой…

Кавалькада влетела в ворота поместья, тут же закрывшиеся за ней и ощетинившиеся копьями и алебардами охраны. Вокруг здания, как и вокруг стены и на стене, было множество охранников, вооружённых до зубов. У многих — луки и арбалеты в боевой готовности. Никто не мог пройти без проверки даже в переулок, где находилось поместье. Шанти в этом убедилась сразу, и поняла, что если она появилась здесь одна, её скорее всего приняли бы за шпионку, и до Гортаса она могла бы и не добраться. Так что ей решение верное.

— Давай её в комнату! Что она, плачет? Молчит? Перепугалась видать. Знает, что её ждёт. Тащи в дом, только не повреди. Синяки поставишь — Гортас тебе башку снимет. Он сам любит им синяки ставить, свежачок любит чтобы был! Он скоро придётся из мойни.

— Одеть её во что-то другое? — спросил мужчина, по виду напоминавший мажордома — ливрея, гладкое холёное лицо