Монах. Боль победы. - Страница 60

— Не хочу — хмыкнула Шанти — да поняла я. Буду выполнять твои указания. Когда полетим?

— Сегодня и полетим. Как стемнеет побольше — и полетим. По слухам — к нему доставили женщину, так что он сегодня ночью очень занят.

— Ты так спокойно говоришь об этом? — возмутилась Шанти — ты забыл, что они хотели сделать со мной?

— Я не спокойно. Я просто не позволяю себе думать о том, что там происходит. Если мы успеем — освободим эту несчастную. Если нет — отомстим за неё. Всё. Отдыхаем. Через час вылетаем.

Андрей пошёл к кровати, сел на неё, снял сапоги и улёгся, вытянув ноги. Шанти подумала немного, и тоже улеглась — рядом с ним, глядя в потолок.

Минут пять они лежали рядом, молчали, потом Шанти неожиданно спросила:

— Скажи, а ты думал, что будет, когда ты покончишь с Гортасом, вооружишь армию? Ты же пойдёшь на Славию, да?

— Ну да… — сонно ответил Андрей — пойду. Мы же для того и шли к власти в Балроне. Надо же нам исчадий бить.

— А людей тоже бить?

— Каких людей? — открыл глаза Андрей

— Тех, что живут в Славии. Тех, кого ты собрался защищать от исчадий. Исчадий — один на несколько тысяч. Но когда ты будешь за ними охотиться — ты убьёшь множество тех, кто к исчадьям не имеет никакого отношения. Солдат. Селян. Горожан. Они ведь, исчадья, соберут свою армию, из этих людей. И ты их убьёшь. Тысячи этих людей. Ради чего? Чтобы освободить их от исчадий, которые их убивают? Тебе не кажется это странным? Нет, я не осуждаю, я пойду за тобой везде, сделаю всё, что ты скажешь. Но ты — уверен в том, что ты делаешь?

— Нет. Не уверен — хмуро ответил Андрей. Сон у него как рукой сняло, и где-то в сердце защемило так, как будто кольнули иглой

— Тогда почему ты делаешь это? Вернее — собираешься делать?

— А ты видишь другую возможность очистить Славию от исчадий? Вот скажи, как мне поступить? Убить тысячи, а может и десятки тысяч людей для того, чтобы счастливо жили остальные, или же оставить всё, как есть, и те же тысячи будут десятилетиями, сотнями лет умирать на жертвенных алтарях, превращаться в людей без чести совести, руководствуясь лишь одним законом — правом сильного? Что мне делать? Ты думаешь, я не задавался этим вопросом? Думаешь, я не думаю об этом каждый день? Каждый раз, как мысль касается Славии? Если Господь избрал меня мечом Божьим, чтобы избавить мир от скверны — что я могу сделать? Это моя боль, и моя гордость! Я — Меч Божий!

— А кто тебе это сказал? Ты сам догадался? Или сторож на базаре рассказал?

— Ты чего меня мучаешь — с болью сказал Андрей и отвернулся к стене — тычешь когтем прямо в открытую рану!

— Потому и тычу, что я знаю тебя. Ты потом будешь сгорать от мысли, что ты убийца тысяч ни в чём неповинных людей. Одно дело, когда мы защищаем себя от бунтовщиков. Убить негодяя Гортаса — это не просто святое дело, это долг каждого разумного существа. Он не имеет права на существование, он гад. Но те, в Славии? Сможешь ли ты забыть, что уничтожил их? А ты не задумывался над тем, что может тебя совсем не бог подвигает на это, а?

— А кто? — встрепенулся Андрей — нет, нельзя так говорить! Нельзя! Его лицо побелело, как полотно, он тяжело дышал, а глаза светились в темноте, как два фонарика

— Никогда так больше не говори! Я — оружие в руке Божьей! Всё. Закончили на этом. И вообще — нам пора.

Андрей отодвинул Шанти, встал, прошёл в кухню, налил кипячёной воды и долго пил, проливая на грудь. В его голове колоколом звенели слова Шанти: "… может тебя совсем не бог подвигает на это?" Он встряхнул головой и отбросил лишние мысли. Потом подумает над её словами. А пока нужно идти и сделать то, что делает лучше всего — убивает. Убить всех, кого задумал, всех, кто помешает ему сделать задуманное. И он сделает это.

* * *

Проверил пистолеты — работают безупречно. Щёлкнул пару раз, открыл, посмотрел на свет стволы. Разложил по карманам патроны, четыре штуки сразу вложил в свои "пушки". По виду эти патроны больше напоминали выстрелы к подствольному гранатомёту "калашникова" ГП-30. Такие же толстенькие, тупорылые. Вот только не разрывные.

Увы — Андрей никак не мог решить проблему с взрывчаткой. Казалось — это так просто. Нужно всего лишь взять толуол, произвести с ним некие операции, и получить тринитротолуол. Тол, в просторечии. Этакую похожую на мыло субстанцию, которую можно разогревать на костре, разливая в ёмкости, можно поджигать — и он будет гореть, как пластмасса, выделяя коптящий дым. А если в него вставить взрыватель и рвануть — поотрывает руки-ноги супостатам.

Вот только проблема — а ГДЕ взять толуол? Эту прозрачную ядовитую жидкость? Ну да, понятно — из каменного угля, или из нефти. Так вот для того, чтобы добыть его из каменного угля, надо вначале сделать печь, в которой этот самый уголь будет запекаться, выделить из него смолу, а потом, нагревая до ста одиннадцати градусов, достать этот самый толуол.

Или то же самое сделать с нефтью, разделив её на фракции путём перегонки. И тут — смешная проблема. Кто-то когда-нибудь задумывался — какое значение в нашей жизни имеет термометр? Ну этот самый — обычный градусник? Чтобы толуол получился чистым, его надо отделять при одной и той же температуре. Как этого добиться, если нет прибора, её измеряющего? Нужно его сделать. Как сделать? Взять стеклянную трубочку, заполнить часть её ртутью, запаять. Потом погрузить трубочку в кипящую воду, подождать… и разметить термометр на сто делений. Просто, ага. Только где взять ртуть? Трубочку-то выдуть плёвое дело, стеклодувов полно. Но где взять эту чёртову ртуть? Из киновари, конечно. Так-то добыть ртуть несложно. Но надо привезти киноварь. А она на юге. А юг в войне. Можно отобрать киноварь у тех, кто делает краску — у них она точно есть, ещё довоенные запасы, но нужно вернуться в Анкарру…