Чтобы уничтожить двадцать пять человек, ему понадобилось две минуты, и стакан крови. Как ни берёгся — а десяток порезов и колотых ран Андрей получил. Благо, что они на нём мгновенно затягивались.
Последнего остававшегося на ногах солдата Андрей добивал уже бегущего, в спину — подрубил клинком ноги в подколенную впадину. Тот проехал по натёртому паркету, как запущенный могучей рукой великана мешок картошки, и пополз куда-то в сторону, спасаясь от неминуемой смерти.
Андрей в три прыжка догнал раненого, рывком сорвал с него шлем, порвав ременные завязки, лопнувшие, как гнилые нитки, и уставившись в конопатое лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами, жёстко спросил:
— Где сейчас Гортас! Отвечай, быстро! Иначе будет больно!
Раненый молчал, широко разевая рот — видимо был в шоковом состоянии, и Андрей резко ударил его по губам, наполняя рот горячей кровью:
— Быстро! Где?! Гортас?!
Раненый молча показал руками куда-то вперёд, вдоль второго этажа, но Андрей и сам уже слышал команды, топот, и звон железа, надетого на толпу стражников.
А ещё — голос Гортаса, который он запомнил на всю жизнь — глумливый, надменный голос человека, привыкшего к тому, что все вокруг удовлетворяли его желания.
Толпа, бегущая по коридору, остановилась, увидев картину — человек, с окровавленным лицом, с двумя клинками в руках, а вокруг лежит куча трупов, наваленных, как поваленные деревья. Чужак смотрел на них, наклонившись над лежавшим стражником, потом с отсутствующим лицом, на которое бросали неверные блики факелы в руках толпы — встал, не глядя вонзил острие клинка в шею раненого, и медленно пошёл на толпу.
Прозвучала команда, толпа раздвинулась в стороны, вперёд вышли лучники, мгновенно натянувшие луки и пустившие свои смертоносные снаряды в грудь чужака. Бесполезно. Он смахнул стрелы, как кот, сбивающий лапой мотылька, и оскалив белые зубы, сверкая жёлтыми светящимися глазами, лишь ускорил свой шаг. Ещё три стрелы разлетелись в стороны, отбитые молниеносными клинками, и человек побежал на охранников, рыча и выкрикивая какие-то непонятные слова.
Андрей матерился по русски, вспоминая все слова, какие знал, а потом просто заревел:
— Ааааааа! — и врубился в толпу.
Ему нужно было пройти через них, чтобы достать Гортаса, видневшегося где-то позади и раздающего команды.
Он уже не надеялся уйти живым, и впал в боевую ярость берсерка, который не обращает внимания на раны, лишь бы достать противника.
Он забыл, что у него есть семья, дети, друзья — осталась лишь всепоглощающая ярость, желание убивать и добраться до этой глумливой рожи, что мелькала в конце коридора.
Лица слились в одно лицо, тело послушно следовало инстинктам — не мысли, а инстинктам. Оно знало, что надо увернуться, и ударить, пропустить над собой меч, и ткнуть в горло, отбить саблю — разрубить её владельца до грудины.
Время остановилось — фигуры людей как манекены — стояли, медленно двигались, поднимали и опускали оружие, иногда прилетала стрела, которую Андрей смахивал прямо перед своим телом. А иногда и не успевал — две стрелы торчали в ключице и мешали ему двигаться, царапая кость острыми наконечниками.
Куртка набухла от крови, время от времени его обжигал очередной удар, прилетевший откуда-то сбоку — в такой толкотне было нельзя было увидеть ВСЕ удары, как ни старайся. Он парировал все опасные, и самое главное — уберегая голову. Если повредят мозг — ему конец.
Из глубины коридора прилетели две сети, утяжелённые по краям грузами, наподобие рыболовных сетей. Он знал эти ловчие сетки — их применяли стражники для захвата буйных преступников, которых хотели взять живыми. Чтобы потом публично казнить, конечно.
Андрей увернулся от одной, поднырнул под вторую, упав под ноги солдатам. Они навалились на него толпой, рассчитывая подмять массой. Он встал, вместе с шестью здоровенными солдатами, впившимися в него со всей отчаянностью и силой, на которые были способны, выронил один из клинков, и свободной рукой стал отрывать от себя и отшвыривать вцепившихся "пиявок".
Он разбрасывал их, в воздухе протыкая и разрубая клинком, и вдруг остановился, не понимая, что происходит, и почему его никто не бьёт. Оказалось — некому бить. Те, кто на него нападал — лежали перед ним, и вокруг него, молча глядя в потолок мёртвыми глазами, или постанывая в луже крови. Андрей посмотрел вдоль коридора, и увидел Гортаса, стоящего метрах в тридцати от него. Тот стоял, довольно улыбаясь, и показывал на Андрея группе парней, внимательно разглядывающих залитого кровью, израненного врага:
— Видите, что может сделать один, всего один опытный боец, ставший оборотнем? Учитесь, бездари! Вы не верили, что мы можем захватить мир? Смотрите — вы такие же! Сильнее всех, быстрее всех, опаснее всех! Со мной вы будете делать то, что хотите, будете выше всех! Браво, Андрей Монах! Браво! — Гортас похлопал в ладоши, и глумливо развёл руками — но извини, тебе придётся умереть! Сегодня пришла пора испытать моих мальчиков. Ты как их встретишь — своими сабельками, или перекинешься? Интереснее было бы, если бы ты стал Зверем. Им практика, а тебе… тебе же всё равно в каком виде умирать, не правда ли?
Андрей задумчиво кивнул головой, и двинув рукой метнул саблю в пол. Она воткнулась в пластину паркета и осталась стоять, покачиваясь, как под порывами ветра. Стукнули о пол стрелы, выпавшие из тела в момент трансформации, обратная трансформация устранила все порезы, все проколы и рассечения.
Рядом со стрелами валялся засапожный нож, который Андрей второпях и не заметил у себя в боку. Зажили повреждения внутренних органов, полученные им во время боя. Вот только рубаха со штанами пострадали, треснули по швам, не выдержав волн трансформации, когда тело Андрея корёжило, изгибало в разных направлениях. Куртка уцелела. В карманах перекатывались цилиндрики патрон, Андрей оглянулся по сторонам и с облегчением заметил рядом с собой высовывающийся из-под трупа вещмешок с пистолетами. Когда его пытались повалить — сорвали вещмешок.