Выглянул в окно — на башнях горели сигнальные огни, подкрашенные специальным порошком в красный цвет — вторжение! Опасность! Сбор всем!
Мужчина лихорадочно натянул штаны, под сонные вопросы жен, нацепил портупею с мощным двуствольным пистолетом, надел саблю, потом вспомнил — надо кольчугу. Хотел вернуться, но махнул рукой — некогда!
До порта была около полутора вёрст бегом, и пробежал он их в рекордное время, как будто бежал от смерти.
В порту уже всё кипело — бегали дежурные наряды, солдаты выстраивались цепью с заряженными штуцерами, на башнях расчехляли плотно укрытые брезентом пулемёты и открывали пушку.
Всего было четыре "акура" и одна семидесятишестимиллиметровая пушка с разрывными снарядами. Начальник портовой стражи просил поставить ему больше орудий, но увы — часть пушек ушло с Фёдором, часть — стояла на стенах завода, две на "Акуле"… порту досталась только одна. И четыре пулемёта. Боевых действий после того, как расхлестали пиратов не предвиделось, так что смысла в особом усилении порта никто не видел. И теперь начальник стражи сжимал кулаки так, что ногти до боли врезались в ладони — если бы пушек побольше! Если бы…
— Гонцов во дворец! Быстро! В казармы! Поднять всех! Стрельба по команде! Приготовились!
Начальник стражи вглядывался в подходившие галеры — они были уже довольно близко, и неслись, как будто на них установили паровые двигатели — им помогал утренний ветер с моря, раздувавший огромные паруса. На каждой галере виднелось не менее полутора сотен человек. Чужаки уже поняли, что их обнаружили, не скрывались, и распевали что-то ритмичное, грозное, отголоски чего доносились и до башни, на которой стоял начальник стражи. Хестар прикинул расстояние, и скомандовал:
— Пушку наводить! Бей по ближайшим, без команды! Как только начал тонуть — бей другого! Удачи, ребята! Пулемётчики — огонь, как только корабли окажутся в пристрелянной зоне. То же самое штуцеристы. Упавших в воду не бейте — пусть акулы работают. Ребята, покажите всё, чему вы учили вас всё это время! Огонь!
Щёлкнул затвор, несколько секунд молчание, потом пушка рявкнула, выбросив ослепительный в предутреннем сером тумане столб пламени, и всё началось.
Пушка била каждые несколько секунд. Снаряды ложились довольно точно — каждый второй выстрел накрывал галеру. Увы — точнее было нельзя. Галеры двигались, приходилось всё время менять прицел, притом они были направлены носом к берегу и составляли гораздо меньшую по размерам мишень, чем если бы повернулись бортом. В любом случае — десяток галер уже были разбиты, три тонули, а ещё три застыли на месте, качаясь на зыби, и усиленно тушили возникший на них пожар.
Пулемёты поливали чужие корабли смертоносным дождём, сметая с их палуб всё живое. Пули с чавканьем впивались в дубовую обшивку, пробивали её, убивали гребцов и многие вёсла уже бессильно повисли у бортов кораблей, вырвавшись из рук мёртвых гребцов и мешая кораблю продвигаться вперёд.
За те полчаса, что галеры шли до берега, из ста кораблей, бодро рассекавших волны, остались относительно целыми всего шестьдесят. Пулемёты и пушка выкосили около пяти тысяч воинов островной империи.
Увы, как ни старались защитники порта остановить корабли на подступах к берегу, как ни мешали им — армада упорно продвигалась вперёд. Эти люди не знали страха. Вся их жизнь была подготовкой к смерти, и что им смерть, когда в загробном мире их ждали лучшие наложницы, вкусная еда и дуэли с утра до вечера! Вот жизнь, достойная воина, и нужно лишь умереть, чтобы оказаться в божественных чертогах. Главное — не струсить, и будешь на небесах. А если струсишь — демоны заберут тебя в ад, и будут пытать вечно, вечно, вечно!
Когда корабли приблизились на расстояние пятисот метров, к обстрелу подключились штуцерники — они били залпами, по команде капралов, а потом — кто как хотел, выбирая себе отдельную цель. Уже были видны лица русых и рыжих бородачей, потрясающих мечами и топорами. Они что-то кричали, и никто не мог понять — что. Этот язык не был известен в Балроне.
Когда галеры были метрах в трёхстах от берега, подоспело подкрепление из дворца, во главе с Андреем и Шанти. Они привели полк спецназа, и те тут же включились в обстрел. За те минуты, что галеры шли эти триста метров, они потеряли ещё три тысячи экипажа, расстрелянные в упор прямо на кораблях, и при высадке на берег.
Галеры воткнулись в берег, в причалы, и с них выплеснулась ревущая орда здоровяков, покрытых кровью товарищей, разъярённых и бесстрашных. Каждый штуцерник успел выпустить ещё по два заряда, пока их не смяли — чужаки рубили балронцев так, как будто в них вселились демоны, не обращая внимания на раны, на кровь, хлещущую из разрезов и проколов, били, пока не падали, изрубленные чуть ли не на куски. Их было много, слишком много, и они задавливали массой и яростью.
Балронцы дрогнули, и стали отступать к башням с пулемётами. Пулемёты молчали — их нельзя было использовать, пока защитники порта находились в такой близости к врагу.
Андрей и Шанти отступали последними, будучи на острие сопротивления. Они стояли рядом, и рубили всех врагов, что имели неосторожность приблизиться к ним на расстояние удара сабли. Каждый удар, нанесённый кем-то из этой пары, убивал, или калечил бойца. Они встали перед входом в башню и пока внутрь башен не вбежали оставшиеся в живых бойцы не бросили свои позиции. Все башни были соединены переходами, так что попав в одну, можно было перейти во все остальные.
Неожиданно, напор врага ослаб, и подчиняясь какой-то команде, чужаки побежали из порта в город, устилая землю трупами — вслед им начали бить все пулемёты, уже кипевшие от перегрева.